И Намор - В третью стражу [СИ]
- Да? - тот оторвался от творческих раздумий и, наконец, узнал собеседника, - Как дела, Майкл?
- Шеф в хорошем настроении. Я только что от него, - сообщил Степан, - А это что, не иначе улыбка Джоконды? - он показал пальцем на ряд зубов под густыми усами на одном из разбросанных по подоконнику набросков.
- Это большевик, - ответил Стивен, возвращаясь к своей творческой задумчивости.
- Вот именно этот? - всё шло именно так, как Степан и ожидал.
- Ну да, - начал объяснять карикатурист, - этот их лидер, Сталин. Только вот куда его пристроить - ума не приложу.
- А куда его НУЖНО пристроить? - уточнил Степан.
- Ладно, объясняю с самого начала, - снизошёл к нему коллега, - Фрэнк пишет статью о туризме в Россию. Большевики продают туры к себе. Открыли свои представительства по Европе и раздают там рекламные буклеты. Он послушал их рассказы о красотах коммунистической России и теперь пишет статью.
- Фрэнк был в России? - его газета часто писала об СССР, но, разумеется, отнюдь НЕ комплименты.
- Нет, в какой России? Я говорю, он был в лондонском офисе того их агентства по туризму... Сейчас, он говорил... Оно называется "Moscow limited"[93]. Меня не спрашивай, я там не был и быть не собираюсь. Мне поручено нарисовать к этой статье иллюстрацию. Карикатуру.
- Понятно. То есть Коварный Большевик, - Степан показал на сталинские усы, - заманивает Легковерного Туриста в свой Адский Подвал Чека?
- Ну нет, это как-то уже банально, - возразил снова ставший грустным Стивен, - надо что-то более свежее, - он вынул из кармана брюк и разгладил листок из блокнота, - вот это пока что всё, на что меня хватило, - лицо его стало обиженным.
На рисунке карикатурный Сталин, в будёновке с огромной звездой, плясал вприсядку в обнимку с какой-то дамой с ещё не нарисованным лицом. Дама тоже приседала на правую ногу, выбрасывая левую вверх. Были видны подвязки на её чулках.
- Это что - канкан или казачок?
- О! Ты заметил! Это называется "здоровый эротизм". Но всё равно тут чего-то не хватает, - Стивен с надеждой заглянул в глаза Майклу Гринвуду.
Степан видел, что пришло время взять быка за рога. Телефонный звонок в посольство, небольшая прогулка по городу, пара слов в присутствии ищущего новую тему главного автора статей о путешествиях Френсиса Стронга, упоминание о хорошей иллюстрации - вот он, результат. То есть, пока что очередной шаг в направлении требуемого результата.
- Для чего нужна карикатура? - Степан начал рассуждать вслух, как это делал мистер Крэнфилд, - Для смеха. Над чем смеются люди? Над другими людьми. В нашем случае - над большевиками.
Стивен смотрел на него. Карандаш был нацелен на новый чистый листок бумаги, но пока не двигался.
- Большевики установили у себя извращённые порядки. Самые извращённые из всех, что были когда-то знакомы человечеству. Так? - Стивен согласно кивнул, - А что, по твоему, является самым большим извращением?
Степан взял листок с пляшущей парочкой и обвёл указательным пальцем поднятую ногу нарисованной дамы. Стивен наморщил лоб. Он нуждался в подсказке.
- Это здоровый эротизм, - Степан постучал пальцем по рисунку, - А извращение - это эротизм нездоровый. Понятно?
Стивен расхохотался. Поистине гомерическим смехом. До человека, наконец, дошло.
- Нет, ну а как мы это опубликуем? Это же... Хотя подожди момент, - карандаш понёсся по бумаге - изображение проступало там, как фотография в проявителе.
Теперь Сталин уже не танцевал в обнимку с дамой, но прижимался сзади к туристу в костюме-тройке. Сталин смотрел на туриста сзади сверху влюблёнными глазами (Степан восхитился умением Стивена несколькими штрихами показать, что глаза именно "влюблённые") и обнимал его за грудь, как любовницу. Турист смущённо улыбался.
- Вот это уже другое дело! - оценил работу Степан, - вот только ещё пара нюансов. Во-первых, зачем он в этой шапке? - показал он на будёновку Сталина, - не надо банальностей, - ответил он на вопросительный взгляд художника.
- Да и зачем здесь Сталин? Много чести для этого идиота, купившегося на красную пропаганду, - теперь досталось туристу, - хватит с него и обычного их 'chekista'.
Здесь ему пригодились навыки Майкла Гринвуда - третий баронет Лонгвуд умел рисовать хоть и не так быстро, как профессиональный художник Стивен Демпстер, но всё-таки гораздо лучше, чем профессор Степан Матвеев. Во всяком случае, 'кровавый карлик' получился похожим - Степан несколько часов тренировался ещё дома. И даже лицо получилось вполне узнаваемым - разумеется для тех, кто знал председателя КПК и секретаря ЦК ВКП(б) Николая Ивановича Ежова в лицо. Ну и для тех, кто видел его фотографию на плакате 'Секретариат ЦК ВКП(б)', который Степан получил в советском посольстве, представившись рабочим из Манчестера. Хороший был карнавал, душевный. Для посольских работников и тех, кто за ними наблюдал.
Стивен, в восторге от того, что его творческие муки, наконец, закончились, тут же перерисовал портрет Ежова в обнимку с туристом (глаза снова стали "влюблёнными") набело, на ватмане. Степан для верности проследил за этой процедурой до конца. Потом Стивен снова засомневался и для верности дорисовал-таки Сталина (правда, уже без будёновки). Великий вождь держал в руках вагу с ниточками, привязанными и к Ежову и к туристу. Ассоциацию Степан одобрил - вышло весьма символически - и для карикатуры, и для него лично.
Вот если бы только самому знать, за какие именно ниточки он должен здесь тянуть...
***
Спрыгнув с подножки автобуса и уже предвкушая ужин в маленькой забегаловке рядом со своей лондонской квартирой, Степан на секунду отвлёкся и чуть не сбил с ног идущую по тротуару женщину в ярко-зелёном пальто. Та от неожиданности вскрикнула, покачнулась, один из высоких каблуков её модных туфелек подломился, и вот уже она оказалась практически в объятиях Матвеева.
Степан приготовился как минимум к бурным извинениям, а то и к мерзкому уличному скандалу, - всё зависело от характера невинной жертвы его невнимательности. Но реальность заставила вспомнить русскую эпическую силу и оказалась очередной гримасой судьбы ли, слепого случая, а может просто удачей.
В руках Матвеева испуганно застыла Марджори. Её губы дрожали, - как предвестники нешуточной истерики, глаза, широко распахнутые, были полны непритворных слёз. Узнав в сбившем её с ног мужчине 'милого баронета', она как-то сразу сломалась, обмякла, но на удивление не заплакала, а всего лишь прикусила губы. Прикусила так, что они побелели. И ещё шире распахнула зелёные, с карими крапинками, глаза.
- Ой,- только и смогла сказать она,- я, кажется, чуть-чуть не упала.
- Здравствуй Мардж, и прости. Я ужасно неуклюж. И я очень рад тебя видеть.
- А уж я-то как рада, - голос её был тихим, но постепенно становился громче. Похоже, к ней возвращалось самообладание, - но не думай, что всякий раз при виде тебя я от радости буду падать на спину. Я не такая!
Это неожиданное проявление слегка гипертрофированного чувства собственного достоинства, исходившее от пухленькой блондинки с глазами 'на мокром месте', позабавило Степана. Тем более что Мардж всё ещё была в его объятиях. И, кажется, собиралась оставаться там как можно дольше.
Всё хорошее, как известно, рано или поздно заканчивается. Матвееву не хотелось отпускать её от себя сейчас. Он мысленно перебирал разные поводы, чтобы продлить встречу, но по местам всё расставил каблук, отвалившийся окончательно, как только Марджори, попыталась сделать шаг. Причина не расставаться, хотя бы на некоторое время, появилась.
Доковыляв, в прямом смысле, - кто не верит, пусть попробует пройти в обуви с каблуками разной высоты хотя бы сотню метров, - до ближайшего модного магазина, Степан сдал расстроенную донельзя спутницу 'с рук на руки' вежливому и предупредительному персоналу. Не отказавшись от предложенного кофе, он сел в глубокое кресло и по привычке потянулся к журнальному столику за газетой.
Вытянутая наудачу, газета оказалась парижской, к тому же вчерашней. Матвеев уже потянулся, чтобы положить её обратно, но вдруг вспомнил, что именно в этой газете друзья договорились дать объявление-сигнал. К стыду своему, Степан не знал, на каких страницах этого издания может находиться раздел объявлений. Между французской и британской традициями размещения материалов такого рода могли существовать различия.
Однако больших различий не нашлось: объявления размещались на привычном месте, а одно из них, написанное на испанском языке и окружённое затейливой виньеткой, поздравляло новобрачных Николя Саркози и Карлу Бруни от имени многочисленной родни.
Это было как удар по темечку. Сначала Генлейн, потом объявление в неурочное время, - Договаривались же через два-три месяца!- похоже, планы начинали лететь под откос. - Ладно. Сегодня я в Лондоне, - с некоторым неудовольствием подумал Степан, наблюдая за тем, как Мардж примеряет очередную пару туфель, - а завтра придётся ехать на континент.
